Мэнсфилд-парк - Страница 136

136

Она глубоко задумалась совсем о другом. Ей вспомнился ее первый вечер в этой комнате и отец с неизменной газетой. Теперь в свече уже нет надобности. До захода солнца еще полтора часа. Сейчас она всем существом ощутила, что уже прошли три месяца; от солнечного света, что заливал гостиную, ей становилось не веселее, а еще грустней; совсем не так, как на сельском просторе, светит в городе солнце. Здесь его сила лишь в слепящем блеске, в беспощадном, мучительном слепящем блеске, который только на то и годится, чтоб обнажать пятна и грязь, которые иначе спокойно бы почивали. В городе солнце не приносит ни бодрости, ни здоровья. Фанни сидела в гнетущей духоте, в пронизанном яркими солнечными лучами облаке беспокойной пыли, и переводила взгляд со стен в пятнах от головы отца на изрезанный, исцарапанный братьями стол, где стоял как всегда не отчищенный толком чайный поднос, кое-как вытертые чашки с блюдцами, синеватое молоко, в котором плавали ошметки пленок, и хлеб с маслом, становящийся с каждой минутой жирней, чем был поначалу от рук Ребекки. И пока готовился чай, отец углубился в газету, а мать по обыкновению причитала над порванным ковром, — вот бы Ребекка его починила; Фанни вышла из оцепенения, лишь когда отец окликнул ее, сперва похмыкав и поразмыслив над чем-то в газете:

— Как фамилия этих твоих знаменитых кузенов, которые в Лондоне, Фан?

— Рашуоты, сэр, — после минутной запинки отвечала она.

— И уж не на Уимпол-стрит ли они живут?

— Да, сэр.

— Тогда, скажу я тебе, неладно у них. Возьми-ка. — Он протянул ей газету. — Вот уж много чести тебе от таких родственничков. Не знаю, не знаю, что подумает о таких делах сэр Томас; может, он чересчур утонченный и светский джентльмен и не станет меньше любить свою дочку. А только будь она моя, вот не сойти мне с этого места, стегал бы ее, пока хватило сил. Небольшая порка всего лучше остережет и мужчину и женщину тоже от эдаких выкрутасов.

Фанни прочла про себя, что «с бесконечным сожаленьем наша газета вынуждена сообщить о супружеском fracas в семействе мистера Р. с Уимпол-стрит; прекрасная миссис Р., которая лишь недавно связала себя узами Гименея и которая обещала стать блистательной властительницей светского общества, покинула супружеский кров в обществе хорошо известного неотразимого мистера К., близкого друга и товарища мистера Р., и даже редактору нашей газеты неизвестно, куда они отправились».

— Это ошибка, сэр, — тотчас же сказала Фанни. — Это, должно быть, ошибка… Не может этого быть… Здесь, должно быть, имеются в виду другие люди.

Она говорила из безотчетного желания отодвинуть позор, говорила с решительностью отчаяния, ибо говорила то, чему не верила, не могла верить. Потрясенная, она не усомнилась в истинности прочитанного. Правда ошеломила ее, и после она изумлялась, что все-таки сумела не задохнуться, даже заговорить.

Мистера Прайса газетное сообщение не настолько встревожило, чтоб он стал всерьез отвечать.

— Может, это и вранье, — готов был допустить он, — а только нынче немало светских дамочек таким вот манером продают душу дьяволу, так что ни за кого нельзя поручиться.

— Уж конечно, будем надеяться, это неправда, — жалобно сказала миссис Прайс. — Это был бы такой позор!..

Добро б я говорила Ребекке про ковер всего раз, так нет же, раз десять я ей говорила, не меньше, верно, Бетси? А тут работы всего на десять минут.

Едва ли можно описать ужас и смятение Фанни, когда она уверилась, что те двое и вправду виновны, и отчасти представила себе, какие бедствия это повлечет. Сперва она словно оцепенела, но с каждой минутой все полнее сознавала, как дурно, как отвратительно то, что произошло. Она не думала, не смела надеяться, что в газетной заметке ложь. Письмо мисс Крофорд, которое она перечитывала так часто, что выучила наизусть, было в пугающем согласии с заметкой. Горячность, с какою мисс Крофорд защищала брата, и ее надежда, что скандал удастся замять, и нескрываемое волнение — все это ясней ясного говорило о поступке весьма неблаговидном; и мисс Крофорд, видно, единственная женщина на свете, способная по складу своему счесть пустяком этот страшнейший грех, способная попытаться затушевать его и желать, чтоб он остался безнаказанным! Теперь Фанни поняла свою ошибку — поняла, кто уехал в Мэнсфилд-парк, верней, кого имела в виду мисс Крофорд в своем письме. Не мистера и миссис Рашуот, но миссис Рашуот и мистера Крофорда.

Фанни казалось, еще никогда не была она так возмущена. Она не могла успокоиться. Весь вечер мучилась, провела бессонную ночь. То гадко ей делалось, то она содрогалась от ужаса, то бросало в жар, то в холод. Случившееся слишком чудовищно, в иные минуты она отказывалась верить, думала, нет, не могло того быть. Женщина, которая вышла замуж всего полгода назад, мужчина, который клялся в преданности другой, причем близкой ее родственнице, даже считал себя помолвленным, вся семья, обе семьи связаны столькими узами, так близки и дружны!.. Смешение всякого рода вины тут слишком чудовищно, слишком бесстыдно переплетенье всевозможного зла, ведь на такое могут быть способны разве что натуры до крайности жестокие!.. И однако рассудок говорил ей, что все так и есть. Непостоянство Крофорда в любви, неотделимое от его суетности, явная влюбленность в него Марии и недостаточно твердые убеждения у обоих делали это возможным… и письмо мисс Крофорд служило тому подтвержденьем.

Каковы будут последствия? Кого только это не затронет! Чьи только намерения не изменит! Чей покой не нарушит раз и навсегда! Мисс Крофорд и Эдмунда… нет, на эту зыбкую почву ступать опасно. Фанни ограничилась, верней, попыталась ограничиться мыслями о безусловном и несомненном горе всей семьи, которое, если вина и вправду подтверждена и стала всеобщим достоянием, ощутят все до единого. Страдания матери, отца… Тут она задержалась мыслью. Джулии, Тома, Эдмунда… Тут еще долее она задержалась мыслью. Для них двоих это будет всего ужасней. Так велики отцовское рвение сэра Томаса и его чувство благопристойности и чести, доверчивость и подлинная сила чувства Эдмунда, его непреклонная честность, что при таком позоре как бы они не лишились разума и самой жизни; и ей показалось, что если думать лишь о том, что ждет их в земной юдоли, то для каждого, кто в родстве с миссис Рашуот, величайшим благом была бы мгновенная смерть.

136