Наконец-то — Фанни едва этого дождалась, ведь ей все время было не по себе, хотя час был еще не столь поздний, — Крофорд заговорил о том, что пора уходить; но не успела Фанни вздохнуть с облегчением, как он поворотился к ней со словами:
— А вы ничего не передаете для Мэри? Никакого ответа на ее записку? Она будет разочарована, если ни строчки от вас не получит. Прошу вас, напишите ей хоть несколько слов.
— Да-да, конечно! — воскликнула Фанни и поспешно встала, поспешно от смущения, от желания ускользнуть. — Я сейчас к ней напишу.
И она пошла к столу, за которым обыкновенно писала для своей тетушки, и приготовила письменные принадлежности, все еще понятия не имея, что же отвечать мисс Крофорд. Она лишь однажды прочла ее записку, и как тут ответишь, когда ничего ей не понятно. Совершенно не привычная к подобной переписке, она, будь у ней время, извелась бы из-за сомнений и страхов, гадая, в каком же тоне ответить; но надобно немедля написать хоть что-то, и с единственным чувством не дай Бог не показать, что она поняла истинный смысл письма, с дрожью в душе дрожащей рукою Фанни написала: "Я весьма благодарна Вам, дорогая мисс Крофорд, за любезные поздравления, коль скоро они касаются моего драгоценного Уильяма. Как я понимаю, остальная же часть Вашего письма просто шутка, но я ни к чему такому непривычна и надеюсь, Вы не будете в обиде, если я попрошу Вас об этом позабыть. Я довольно видела мистера Крофорда, чтоб составить представленье о его наклонностях. Если б он так же хорошо понимал меня, он, я думаю, вел бы себя со мною иначе. Сама не знаю, что я пишу, но Вы окажете мне величайшую любезность, если никогда более не станете поминать о сем предмете. С благодарностию за честь, которую Вы мне оказали своим письмом, дорогая мисс Крофорд,
остаюсь искренне Ваша".
Конец был почти совсем неразборчив от усилившегося страха, ибо под предлогом, что ему надо получить записку, Крофорд уже направился к ней.
— Не подумайте, будто я вас тороплю, — вполголоса сказал он, видя, с каким непостижимым трепетом она пишет. — У меня этого и в мыслях нет. Умоляю вас, не торопитесь.
— Благодарю вас, я уже закончила, как раз закончила сейчас, еще полминуты… я вам очень признательна, будьте так добры, передайте это мисс Крофорд.
Фанни протянула ему сложенный листок; пришлось Крофорду его взять; а так как она, отведя взгляд, тотчас прошла к камину, где сидели все остальные, ему только и оставалось, что и вправду откланяться.
Фанни казалось, что не было еще в ее жизни дня, исполненного таких волнений, вместе и мучительных и радостных, но, к счастью, радость была не из тех, что кончаются с исходом дня, ибо каждый новый день вновь принесет сознание, что Уильям произведен, мученье же, надобно надеяться, уж более не воротится. Ее письмо, конечно же, покажется написанным хуже некуда, такая нескладица была бы позором и для ребенка, ведь она была в отчаянии и писала как придется, не выбирая слов. Однако же записка хотя бы убедит обоих, что благосклонность Крофорда вовсе не произвела на нее впечатления и не вызвала благодарности.
Проснувшись на другое утро, Фанни поняла, что отнюдь не забыла о Крофорде; но она помнила смысл своей записки и, как и вчера вечером, надеялась, что она окажет свое действие. Если б только Крофорд уехал! Она желала этого всем сердцем, пусть бы он уехал и увез с собою сестру, — раньше ведь так и предполагалось, для того он и вернулся в Мэнсфилд. И ей было совершенно непонятно, почему они до сих пор этого не сделали, ведь мисс Крофорд явно не желала тут задерживаться. Вчера, когда Крофорд был у них в гостях, Фанни надеялась, что он назовет день их отъезда, но он лишь сказал, что в скором времени они отправятся в путь.
Уверенная, что записка ее достигнет цели, к которой она стремилась, Фанни не могла не удивиться, когда случайно увидела Крофорда, направляющегося к их дому, да притом в такой же ранний час, как вчера. Вероятно, его приход не имеет к ней отношения, но, если только можно, надо избежать встречи с ним; и, так как в эту минуту она поднималась в Восточную комнату, она решила посидеть там, пока он не уйдет, разве что за нею пошлют; а поскольку тетушка Норрис еще не отбыла к себе, вряд ли грозила опасность, что и Фанни понадобится.
Несколько времени, во власти волнения, она прислушивалась, трепетала, страшилась, что в любую минуту за нею пошлют; но ничьи шаги не приближались к Восточной комнате, и Фанни постепенно успокоилась, могла уже сидеть и заниматься делом и надеяться, что Крофорд как пришел, так и уйдет, и ей ничего не надобно будет о том знать.
Прошло около получасу, и она уже чувствовала себя вполне уютно, но вдруг услышала, что к ее двери направляются чьи-то шаги, тяжелые, непривычные для этой половины дома, — то были дядюшкины шаги, столь же ей знакомые, как его голос; они часто приводили ее в трепет, затрепетала она и сейчас, при мысли, что он намерен о чем-то с нею говорить. Это и вправду оказался сэр Томас, он отворил дверь и спросил, здесь ли она и можно ли ему войти. Казалось, ее вновь охватил ужас, который она испытывала, когда он прежде изредка появлялся в этой комнате, и чувство было такое, будто он сейчас примется экзаменовать ее по французской или по английской грамматике.
Однако ж она повела себя весьма предупредительно, подвинула ему стул и постаралась казаться польщенной; и в своем волнении совсем забыла про изъяны своего жилища, но сэр Томас, едва переступив порог, вдруг остановился и в совершенном недоумении спросил:
— А почему у тебя сегодня не зажжен камин?